2 февраля I981 г. Юрий Михайлович Лотман
(записано Л.С. Разумовским)
… Вот вы о детях. Молодежи сейчас в чем-то очень трудно. Труднее, чем нам было в определенном смысле. У нас были… э… установившиеся ценности. Да, я согласен с вами – вера в неверное, но ясное понимание, что к чему. У них же на этом самом месте… э… вакуум, разочарованность… не у всех, конечно, не у всех… Что? Повернуться спиной? То есть как – совсем спиной?…М-мм… пожалуйста… Так, да?… Пожалуйста. Вы знаете, это, пожалуй, впервые в жизни меня просят во время беседы повернуться… м-м-м… э… спиной…
– Лев Самсонович, а что это за глиняный человек был, которого вы так быстро перерезали для моей головы?.. Болван?.. Болван Лотмана?.. Э-э… да… Любопытно… Очень, знаете ли… Ах, под Чайковского был тоже болван? …м-мм… Значит, я в неплохой компании…
Ваша жена, простите, занимается фольклором?.. Нет, нет, я с вами категорически не согласен! Фольклор должен собираться в чистом виде, и скабрезные частушки должны быть записаны в первозданном состоянии. Нет, нет! Молоденьким студенткам это не повредит, ни о какой безнравственности здесь не может быть и речи, грязное к чистому не пристанет! Помилуйте, да вы же сами спокойно относитесь к тому, что расставлено у вас на полках… Ах, здесь это рабочий материал? Вы без этого не можете постичь пластику человеческого тела? А там это не рабочий материал? Нет, знаете ли, мат – это одно из проявлений определенного культурного пласта… Один мой приятель в конце сороковых годов даже начал писать диссертацию «Этимология русского мата». Он очень увлекся темой, и все шло хорошо, пока он не добрался до автореферата… Тут начались некоторые трудности, так как автореферат должны были рецензировать некие высокоученые дамы… Пришлось ему эту затею бросить.
Тогда он переключился на другую беспроигрышную тему «Сталин – корифей языкознания». Он писал эту работу несколько лет и дописался до двадцатого съезда. После чего она тоже легла в ящик рядом с первой.
Но больше он все-таки любил первую тему и часто в мыслях и разговорах к ней возвращался. Однажды он с товарищем зашли в ресторан и там, выпив бутылку вина, стали разговаривать на филологические темы. Мой приятель вспомнил свою диссертацию и с жаром стал что-то из нее цитировать. Довольно скоро соседние столики опустели, а к ним подошел метрдотель и сказал, что в ресторане не принято выражаться. Когда оба филолога стали ему рассказывать о чистоте науки и необходимости сохранности определенного культурного пласта, он.. э-э… вызвал дружину, и моего приятеля забрали в вытрезвитель, где он провел несколько суток, практически попав в тот самый культурный пласт, который был так ему дорог… Да, да, вы правы – творческая командировка.
А вот вы не знаете, что в армии я тоже занимался художественными и оформительскими работами и даже рисовал портрет Абакумова. По клеткам… Да, да, того самого. Заместителя Берии…
У меня был друг в армии, армянин, отличный парень, только плохо говорит по-русски. Мы с ним писали плакаты и иногда по клеткам увеличивали портреты вождей.
Однажды нас вызвал политрук, выдал нам маленькую вырезку из многотиражки и велел увеличить в десять раз. Срочно. На вырезке (ужасная печать, офсетная клетка, крупное зерно) был изображен какой-то генерал. Он собирался приехать на проверку в нашу часть, и его портрет должен был висеть в политчасти на видном месте.
Мы с Жорой увеличили генерала по клеткам. Пришел политрук, сосчитал количество звезд на погонах и сказал: «Похож».
Портрет повесили. Потом приехал сам генерал, и мы, увидев его, убедились, что никакого сходства нет и в помине. Тогда мой Жора сказал: «Слюшай, Юра!» — Я пайду и скажу: «Таварищ генерал! Разрешите, пастой нам немношка, мы паглядим, мордам па клэткам пахожим будем дэлать…» Ну, я его … м-мм… остановил, удержал, так сказать, от этой идеи, а потом выяснилось, что это был сам Абакумов – начальник СМЕРШ, в дальнейшем министр госбезопасности…
Нет, нет, я не устал, посидеть не хочу… Я во время лекций всегда хожу… Профиль? Пожалуйста… Ах, другой? Извольте… Мне кажется, что вы меня облагородили… потому что, когда я гляжу на себя в зеркало, я вижу старую обезьяну…