Была суббота. Я забрала Ляльку из детского сада и решила выкупать ее перед сном.
Ванная у нас — чудо! Стенки покрыты белым кафелем, краны сверкают. Все новое, чистое, всего полгода, как въехали.
Лялька барахталась в теплой воде, топила надувную резиновую рыбу, брызгалась и мешала. Пришлось шлепнуть ее по мокрому и отнять рыбу. Лялька заныла.
— Как тебе не стыдно? — сказала я. — Игорешка и тот так не брызгает. И вообще, в шесть лет я уже мылась сама!
Я приоткрыла дверь и крикнула Гале, соседке, чтобы принесла махровое полотенце из моей комнаты.
— Несу! — ответила Галя. — Пусти, Ига, пусти маму. Побегай сам, мама сейчас придет.
Я разбирала Лялькины вещи, а она стояла в ванне, распаренная, розовая, с капельками, блестевшими по всему телу, прижимала рыбу к животу и выговаривала ей шепотом:
— Рыба, тебе не стыдно? В шесть лет я уже сама мылась и чистила зубы, а ты ничего не умеешь…
Галя вошла в ванную, прикрыла за собой дверь и дала мне полотенце.
— Тетя Галя, а где Игорь? — спросила Лялька.
— За дверью стоит.
— Мама, — услышали мы из-за двери, — ма-ма! — и что-то заскреблось с той стороны.
— Иду-иду, — сказала Галя, — отойди от двери, а то я тебя стукну!
Она взялась за дверную ручку и осторожно толкнула дверь. Потом еще раз. Потом, как-то странно посмотрев на меня, нажала дверь плечом.
— Что такое? Ничего не понимаю!..
Я бросила Лялькино белье и сильно толкнула дверь. Дверь не открывалась.
— Все ясно, — сказала я. — Игорешка запер нас на наружную задвижку.
— Ига! — закричала Галя, держась за ручку двери. — Ига, открой нас! Слышишь, открой нас немедленно! Если ты не откроешь, я тебя нашлепаю!..
За дверью притихло, мы услышали всхлипывания, перешедшие скоро в рев, а затем легкое топанье удалявшихся пинеток.
— Игорь, немедленно вернись! — закричала Галя и застучала кулаками по двери. — Вот приедет папа, я все расскажу, негодный мальчишка!
— Ты соображаешь, что ты делаешь? — вмешалась я. — Разве можно пугать ребенка в таком положении! Игорешка! Игоречек! Иди сюда, мой хороший мальчик! Иди сюда, лапушка! Тетя Эмма тебе что-то расскажет!
Рев стал затухать. Галя с надеждой посмотрела на меня.
— Подвинься, — сказала я, — сядь на ванну. Мне же нужно говорить в скважину. Ига хороший, Ига славный, а где у Иги лошадка? Вот у Иги лошадка, но-но, лошадка!..
Я приложила к скважине ухо. Пинетки подтопали ближе. Рев прекратился. Я присела на корточки.
— Ига, слушай, что тебе тетя Эмма скажет. Возьми задвижечку, поиграй ею, поиграй. Какая хорошая задвижечка…
— Ма-ма, — раздалось из-за двери, — Ига маме хочет…
— Ига, — сказала Галя, — поиграй задвижечкой, сделай вот так, вот так! — и она побренчала дверным крючком.
Раздался легкий стук в дверь, потом царапанье. Затем пинетки решительно удалились.
— Однако! — Галя нервно рассмеялась и протерла очки. — Положеньице! Трое взрослых заперты в ванной, а ребенок один находится в пустой квартире!
— Мама, а где я буду спать? — спросила Лялька с интересом.
— Молчи уж! — накинулась я. — Почему ты, кстати, не вытираешься и не одеваешься?
— Я сейчас буду. Но ведь вытертая я все равно запертая…
— Одевайся и не рассуждай! Что будем делать, Галя?
Галя оглядывала стены.
— Надо сильно постучать в стенку, — неуверенно предложила она, — может быть, соседи услышат.
Мы постучали. Сначала руками, потом ковшиком. Прислушались. Капала вода из душа, и Лялька шуршала полотенцем.
— Время не то, восемь часов, — протянула Галя с тоской. — Сидят все, черти, воткнулись в телевизоры, хоть из пушки стреляй!
— То время начнется часам к двенадцати, когда народ захочет спать. Тогда и постучим?
— Ты что? — окрысилась Галя. — Можно подумать, что я нас закрыла! У тебя хоть ребенок с тобой, а мой один-одинешенек во всей квартире гуляет из комнаты в комнату!
— Твой ребенок может лечь спать на пяти кроватях на выбор, а мой, видимо, будет ночевать в ванне…
— Мамочка, ты не волнуйся, — сказала Лялька, — мы поместимся вдвоем. А тетю Галю можно устроить на табуретке.
— Игорь! — завопила опять Галя. — Иди сюда, противный мальчишка! — и, не дождавшись ответа, тупо посмотрела на меня.
— Галя! Не горюй, — сказала я бодрым голосом. — Вспомни инженера Щукина. Ему было еще хуже. А потом он спасся благодаря судьбе.
— Я тебе благодарна за классические примеры, но почему он не отзывается?
Она легла плашмя на пол и стала заглядывать в щель под дверью.
— Мама! — сказала Лялька. — Я пить хочу!
— Пей! Чего-чего, а воды сколько хочешь. Вот если ты есть запросишь…
Я оглядела стены. Справа наверху чернела дырочками вентиляционная решетка. Слева, под потолком, было окно в стене, смежной с туалетом.
— Встань с полу, — сказала я, — есть идея. Нужно добраться до окна, высадить стекло и пролезть в туалет, а оттуда выйти и открыть эту проклятую дверь.
Галя вскочила с пола.
— Ну уж бить стекло я не буду! Потом иди, ищи халтурщика, чтобы вставлял!
Мы сели на край ванны и помолчали.
— Знаешь, что, — предложила я, — мы раньше стучали по стенкам. Попробуем бить по трубе чем-нибудь железным. Может быть, соседи услышат.
Мы взяли ковшик и начали стучать по стояку парового отопления. Лялька помогала нам зубной щеткой.
— Мы не так стучим! — заявила Галя.
— Что значит, не так? А как нужно стучать?
— По-другому. Соседи думают, что где-то идет ремонт.
— Так что же делать?
— Ты знаешь азбуку Морзе?
— Откуда мне ее знать? Я же бухгалтер.
Я посмотрела на часы. Прошел уже час нашей жизни в ванной. Лялька с наслаждением колотила ковшиком по кафельным стенкам.
— Еще жалуются, что новые дома звукопроницаемы! — со злостью сказала Галя. — Идиоты!
— Лялька, прекрати! — сказала я. — Все равно ты не так стучишь!
— Я придумала! — закричала Галя. Она схватила ковшик и стала бить по трубе в каком-то ритме. Мы прислушались.
— Пусть всегда будет солнце, — подхватила Лялька.
Начинались какие-то ненормальности. Галя странно улыбалась.
— Ты что? — спросила я и отсела подальше.
— Неужели не понимаешь? — удивилась Галя. — Соседи слышат стук. Стук не похож на ремонтный. Кто-то выстукивает по трубе песню. Нарочно. Им назло. Издевается. Значит, вс ë бросят и прибегут ругаться.
Все-таки не зря она кончала психологический факультет.
Мы отбарабанили “Солнечный круг”, “Старого барабанщика”, потом сыграли “Болеро” Равеля и “Чижика-пыжика”. Прислушались. Все было напрасно. Соседи не поддавались.
— Эмма! — вдруг с тревогой спросила Галя. — А он не может кнопок наесться? У тебя на столе были рассыпаны кнопки!
— Я убрала их. Ему все равно на стол не забраться. Не волнуйся. Он, наверное, спит где-нибудь, ведь он всегда засыпает в девять, а сейчас одиннадцатый час.
— Бедный малыш, — всхлипнула Галя, — я знаю, где он спит. Он спит в луже. И, наверное, простудится.
Мы задумались.
— Знаешь, что? Давай высадим дверь!
Мы встали спинами к двери и разом стукнулись в нее. На нас посыпалась штукатурка, но дверь не поддалась.
— Раз-два, взяли! — скомандовала Галя, и мы ударили снова. Опять полетело что-то белое, но дверь не шелохнулась.
— Безнадюга! — упавшим голосом сказала Галя.
— Мама, а как же я пойду в детский сад? — спросила Лялька.
— Вот что! — встала я решительно. — Халтурщика я беру на себя. Полезай в окно. Я тебя подсажу. Другого выхода нет. Смотри, уже скоро два часа, как мы тут сидим.
Галя тоскливо посмотрела наверх.
— А как же спускаться?
— Обвяжешь раму полотенцем и спустишься.
— Может быть, ты полезешь? — робко предложила Галя.
— Галочка, — сказала я мягко, — не дури. Если даже ты меня выдержишь, я же не пролезу в один пролет. Надо выбивать всю раму…
Галя сбросила с себя узкую юбку, взяла в зубы полотенце, в руки ковш и полезла на табурет. Оттуда, держась одной рукой за крюк от зеркала, она взгромоздилась мне на плечи.
— Погоди, не бей, — сказала я, — я прикрою голову твоей юбкой, а то на меня посыплются осколки. Лялька! Встань в тот угол и отвернись лицом к стене. Тетя Галя будет бить стекла, и на тебя посыплются осколки.
— Мамочка, я буду стоять в углу тихо-тихо, но я не хочу отворачиваться. Мне очень интересно посмотреть, как тетя Галя будет бить стекла. Я никогда не видела.
— Немедленно повернись! — закричала я. — Я тебя сейчас так нашлепаю, что ты своих не узнаешь!
Раздался треск стекла и звон осколков, упавших за стенкой. Подтянувшись, Галя перекинула ноги в дыру, завязала полотенце и спрыгнула туда.
— Наконец-то! — вздохнула я и сняла юбку с головы.
— Эмма! — раздалось из-за стенки.
У меня екнуло сердце.
— В чем дело?
— Эмма, — тихо повторила Галя, — уборная тоже заперта. Оттуда. Ведь дверь отходит, и ты сама ее сегодня закрыла на задвижку…
Мы помолчали. Капала вода. Лялька начала хныкать.
— Давай назад, — предложила я, — все-таки втроем веселее.
— Интересно, кто же меня здесь подсадит, — задумчиво сказала Галя.
Я взяла Ляльку на руки. И она начала засыпать у меня на плече.
— Пожалуй, инженеру Щукину было лучше, — раздалось из-за стенки. — Он, во всяком случае, не был отрезан от мира. Ему могли помочь. Одеть, накормить…
— Благодарю за классические примеры, — отозвалась я.
— Эмма! — позвала Галя. — Попробуй кричать в вентиляционную трубу. Я где-то читала, что по ней хорошо разносятся звуковые волны.
Я встала на табурет и начала кричать в черные дырочки:
— Соседи! Помогите! Откройте! Спасите!
— Не кричи “спасите!”. “Спасите” кричат, когда кому-то плохо. Кричи “горим!” Горим — это всем плохо, и им тоже будет плохо!
— Соседи! — с удвоенной силой закричала я. — Горим! Спасите! Горим!
— Возьми ведро, — раздалось из окошка.
— Еще что? — огрызнулась я. — Ведь не горим же мы на самом деле!
— Дура! Кричи в ведро. Гульче будет.
Я взяла ведро, поднесла его к вентиляционной трубе, засунула туда голову и заорала снова. Получалось гульче. Звуковые волны рвали стены.
— Мама! — захныкала Лялька. — Мне страшно!
— Сядь на табуретку, прикройся халатиком и спи. Спи, маленькая, спи, моя ласковая… Соседи, горим! Двадцать шестая квартира горит! Спасите! Спи, Ляленька, спи. Баю, баюшки, баю, не ложися на краю… Караул, горим!
— Бей в ведро! — скомандовала Галя.
Я стала бить в ведро и орать еще сильнее. Галя в соседнем помещении била туфлей по унитазу в ритме танца с саблями и тоже что-то орала. Лялька ревела в голос. Звуковые волны летели в вентиляционную трубу. С трудом расслышали мы из-за входной двери слабый звонок.
Мы разом стихли.
— Откройте! — послышался мужской голос с площадки. Никогда не слышала такого приятного голоса.
— Это вы откройте! — заорали мы хором.
За дверью стихло.
— Он уйдет! Не уходите! — взвизгнула я и сорвала голос. — Скажи им, пускай попросят ключ от восемнадцатой квартиры, он открывает нашу дверь, — прошипела я в разбитое окошко, стоя на ванной.
— Возьмите ключ от восемнадцатой! — звонко закричала Галя.
— Где у вас горит? — спросили из-за двери.
— У нас не горит, — выкрикнула Галя, — то есть, горит, но не сильно… Одним словом — ломайте дверь!
Раздались несколько тяжелых ударов и треск взламываемой двери.
— Эмма! Быстро! Юбку! — крикнула Галя.
Я перекинула ей юбку.
В коридоре послышался шум от множества ног. Двери распахнулись, и мы вышли. В прихожей и в коридоре толпились люди. Впереди стояли незнакомые парни с красными повязками на рукавах. Из-за их спин выглядывали соседи. Дворничиха тетя Маша в белом фартуке таращила на нас глаза. В открытую дверь входили все новые люди.
— Где горит? — спросил старший дружинник с черной бородкой.
— Нас заперли, — просипела я, держа сонную Ляльку за руку.
— Сережа, беги, позвони ноль один. Скажи — ошибка. Быстро! — сказал старший. — Так кто нахулиганил?
— Вот кто, — сказала Галя, вынося из комнаты Игорешку. Он спал у нее на руках, завернутый в синее байковое одеяло.
— Вот этот? — протянул бородатый и оглянулся на своих. — А ходить он умеет?
— Конечно, умеет, — обиделась Лялька. — И ходить, и бегать, и задвижку закрывать.
— Пошли, ребята, — сказал бородатый. — Все в порядке, граждане. Спокойной ночи!
Под окном раздалась сирена пожарной машины…
Ленинград, июнь 1963 г.