Федя Алюшин, дед из Колпино.
Ленинградская глазная больница, 1962 г.
— Откуда ты, Федя?
— Я смоленский рожок.
Чифом я болел. Долго. Чемпература кажный день тридцать девять, тридцать восемь. А тут в палату одному мужику жельтерской принешли. Ох мне и жахотелось же жельтерской!
А врачи говорят — нельзя! А меня ражобрало — холодного хочу и все тут! А нас все чëплой водой поили. В кружках.
Вот дождался я, как врачи уйдут. Взял кружку и на карачках с лешницы сполз к пожарному крану. Отвернул, нацедил шебе кружку. Уыпил. Так мне хорошо штало! Я вторую уыпил. Ишшо лучче штало. Я третью. Четвертую налил и в палату понес. Туда на карачках полз, а обратно бягом бягу. Прибег, кружку на тунбочку поставил. На койку лег. Шлышу — врачи идут. Я шкорей пить — штоб не отняли. Ишшо полкружки уыпил — напился!
Врачи приходют, шпрашивают:
— Алюшин! У чебя в кружке чего?
— Вода, — говорю.
— Так ты холодную воду пил?
— Ага, пил, — говорю.
— А школько уыпил?
— А вот, — говорю, — три ш половиной кружки.
— Ну, таперича помрешь!
— А и пущай помру! Жато холодной воды напился!
Вот ляжу и жду, когда помирать начну. Шестра приходит. Градусники штавить.
— Мне, — говорю, — не надо. Все равно помру шкоро.
А шестра:
— Мое дело маленькое — штавь да и все!
Потом на градусник шмотрит: тридцать шесть и шесть. Утром — тридцать шесть и шесть! А через неделю выписали.
Вот чебе и холодная вода!