апрель 2008, Санкт-Петербург
Самый активный творческий период Льва Разумовского выпал на сложное время. Требовалась обобщенность, монументальность, укрупнение образа (не мать, а мать-родина). Отношение к человеку как человеку считалось мелкотемьем. Художник, как правило, жертвовал впечатлением от живого лица во имя формальных решений, в аналогах, предлагаемых жизнью, отбирал воображаемого героя, через которого он сможет раскрыть тему. Особенно, если это делал скульптор: материал предполагает крупную форму и пластическое обобщение.
Галерея портретов Льва Разумовского пленяет непосредственностью, влюбленностью в модель. Скульптор как бы растворяется в герое. Он не себя демонстрирует, не свою изощренную артистичность как мастера, а неповторимую индивидуальность портретируемого. Его природный такт, деликатность помогает принять натуру как совершенство, не позволяет ему сделать не то, что он видит. Ему нравится человек, со всеми проявлениями личности. Отсюда внимание к деталям, бережное, трепетное, доверчивое отношение к их природе как самодостаточной. Он считает, что в самой жизни нет повторений, и стремится это единственное передать. Это доброе отношение, призванное принять конкретного человека как такового.
Когда смотришь на созданные Разумовским портреты, узнаешь в них своих современников. И принимаешь их независимо от их статуса и профессии. Скульптор как бы знакомит нас со своими близкими, к которым он испытывает неподдельный интерес и симпатию. И мы, глядя на них, ощущаем к ним расположение, чувствуем их простое человеческое обаяние.
Конечно, среди портретов есть исторические и героические фигуры, но при всей обобщенности они камерны. Во всех работах слышится интонация живого, уравновешенного человеческого голоса. Нет выкрика, нет экзальтации. Нет выспренности и нет упрощения. Это не столпы, они не для площади. Но и не бытовая, жанровая скульптура, а раскрытие личности, ее самоценности.
Знакомясь с творчеством скульптора, видишь и другие его ипостаси. Тягу к ироничным обобщениям формы, выразившуюся в детских игрушках. В них нет слащавой примитивности, а есть немногословное решение и острое видение, тонкое понимание детской психологии.
В пейзажах и натюрмортах видно, как в художнике проявляется жажда цвета. Чувствуется, как на природе у него раскрываются глаза. Умывается чистым цветом, пьет его, радуется сочным ярким краскам. Он упивается переливами света, как музыкой. Так и видишь этого человека, который вышел из мастерской, набитой глиной, на чистый воздух, от которого пьянеет. И пристально вглядывается, до иллюзорности точно передает то, что видит.
В пейзажах нет ни грусти, ни трагизма. Там светло, там тихо и мирно.
Это отражение его доброго и умного отношения к жизни.